Главную историю Вадим приберег на потом. Наслаждаясь постпоходной усталостью мышц, мы попивали ароматный горный чай в его небольшой уютной квартирке на проспекте Достык. Смущенно, как человек старой закалки, но со стальной гордостью, отличающей истинного первопроходца от самозванца, Вадим Перваков признался, что является автором знаменитой тропы на пик Фурманова.
Ух ты! Но я всегда предпочитаю начинать с начала — так лучше удается уложить историю в памяти. Чтобы сохранить и передать другим — такая у меня миссия. Расскажите о ваших первых шагах в направлении гор.
Горы меня всегда тянули, как магнитом. Еще в школе я подолгу смотрел на них, а где-то в четвертом-пятом классе начал ходить на Веригину гору. Вам это название ни о чем не скажет, так прежде звали Кок Тобе. В 17 лет я работал на заводе, мне навязали путевку на турбазу «Горельник». Мне, признаться, было скучно идти этим маршрутом, и прямо по дороге я поменял свою путевку на другую, с направлением на тот момент самым сложным в Казахстане. Представляешь? Я в первый раз совершаю восхождение, и мой путь лежит на Иссык-Куль! Я, конечно, не был готов, и ощущение было, что иду на смерть. Да, я прощался с жизнью натурально, но ощущал невероятный азарт. Если начать с такого маршрута, то либо забросишь это дело, либо останешься навсегда.
Вся эта история происходила в течение двадцати лет. После службы, в 67-ом году я встретился с очень интересной компанией, она такая была туристско-горнолыжная. Мы хотели найти место, где зимой можно было бы кататься на лыжах. Нас было трое заводил — один сейчас живет в Германии, второй тоже здесь, в Алматы. Им уже за 80, я был самый молодой. Мы стали искать и пришли в Комиссаровку. Сейчас это называется ущелье Кимасар, а вообще его назвали в честь расстрелянных комиссаров города Верного. Ну, вершина понятно, почему так названа — Фурманов был по-нынешнему акимом города. Сейчас трудно представить, что раньше в ущелье Кимасар не было дороги. Там была заброшенная речка, заросшая кустарником, и узкая тропинка. Вход в это ущелье был через санаторий «20 лет Октября». Если заглянуть в историю Алматы, мы узнаем, что в районе Медеу был такой санаторий. Я не хочу сказать, что мы были первыми. Там, наверху, раньше пасли скот, и мы застали времена, когда на Фурмановке гуляли отары. Наша команда потихонечку обрастала людьми. Стабильно нас всегда было около двадцати человек, встречались и зимой, и летом. В этой группе были в основном инженеры, начальники технических подразделений. В горы тогда ходило много людей с высшим образованием. Вначале мы ставили палатки внизу, где родничок, даже ниже. Катались на лыжах, наслаждались уединением с природой. Но народ стал идти по нашим следам, особенно зимним. Кому-то стало интересно, куда ведет тропа. Когда забредает пять-десять случайных гостей, это можно, как говорится, перетерпеть. Есть такой закон — если в горах кто-то пришел к твоему костру, его нужно напоить чаем. Но когда к твоему лагерю придут двадцать человек, то угощать становится сложно. На это уже начинает уходить много времени, это уже целый сервис получается. Люди стали нас вытеснять, и мы начали подниматься выше. Так постепенно мы пришли туда, где стоят качели.
Стоп-стоп! С этого места подробнее!
Мы, комиссаровская команда, на какое-то время обосновались в той местности. Появилась мысль, как бы приукрасить жилище. Снизу подвезли трубы, а наверх все пришлось таскать на себе. Вот и все подробности. Правда, я не уверен, что сегодня нашел бы достаточно добровольцев для такого дела. Тяжело было.
Уйти от людей не получилось — теперь они повсюду. Но Фурмановка, я гляжу, вас далеко от себя не отпустила. В чем вы нашли новый смысл восхождений?
Я изобретаю новые пути. Вот если спросить практически всех, кто туда ходит, они укажут один путь — по ребру, я называю его «по классике». Кое-кто знает два. Я знаю пять. Один из них — пойти на Фурмановку ночью: вы окунетесь в сказку. Для меня горы — это дом. Я не здесь живу, не в этой комнате.
Найти единомышленников всегда было большой удачей. А отыскать таких, чтобы протоптать куда-то первую тропу, открыть нечто остальному миру, пожалуй, и вовсе штучный случай. Как сложилась судьба вашей дрим-тим?
Этой группы людей уже нет, она рассыпалась по разным причинам. В основном из-за возраста. Всем нам уже где-то к восьмидесяти. Многие перестали ходить в горы, но мы держим связь. Из ходоков остался я один. Меня называют иногда последним мамонтом. Все вымерли, один я остался. Что такое горное братство? Очень трудно понять. Достаточно сказать, что я до сих пор могу подойти к любому человеку в горах, даже не зная его, но мы видим друг друга. Опытные люди, которые давно ходят в горы, они видят друг друга. Когда трудно, говорю себе: я же комиссаровец. Я до сих пор ощущаю принадлежность к нашей команде, гордость за неё.
Восхождение на пик Фурманова лично для меня — один из самых дорогих сердцу маршрутов. Я много раз обнаруживал себя здесь разным — то философски и глубоко задумчивым, то опьяненным невесть откуда взявшейся эйфорией, то еще каким-то. Но всегда счастливым. Когда я закрыл за собой дверь дома Вадима Первакова, к этому чувству добавилось еще что-то. Я не сразу понял, что именно. В следующий раз, глядя с любимой вершины на тонкую линию тропы, я ощутил благодарность.